Крепежи и метизы: производство и поставки
12:00 Andeli примет участие в выставке «Электрические сети России 2022»
09:50 Энергетики «Смоленскэнерго» осветили мост в Смоленске
07:40 Успешное сотрудничество между заводами «Электрокабель» и «Уралэлектромедь»
05:31 «Россети ФСК ЕЭС» приступили к модернизации ЛЭП в Ярославской области

О чем молчат люди, побывавшие в тюремном заключении

25.09.2018 7:06

О чем молчат люди, побывавшие в тюремном заключении

Бывшие заключенные — люди, на которых общество ставит клеймо, а система, если и не уничтожает, то подрывает их здоровье, физическое и психологическое. Пять минут на чтение и, возможно, вам станет ясно, в каких условиях живут люди в следственном изоляторе, еще даже не получившие приговора, и насколько то, что происходит в украинских тюрьмах отличается от того, что мы привыкли видеть в популярных фильмах и сериалах.

У нас благодаря массовой культуре и отдельным журналистским статьям сложились прочные стереотипы. Когда ты, 18-летняя девочка, попадаешь в тюрьму, то думаешь, что тебя там будут избивать злые зэки, насиловать, мучить. Тебе остается только поскорее забраться на третий этаж и ждать, когда начнутся домогательства. Первые дни самые страшные! Но самый большой миф - надежда на правосудие. Как раз-таки те, кто должен нас защищать, нарушают закон постоянно. Сколько бы мы ни сталкивались с несправедливостью действующей системы (и это касается не только судов), мы все равно продолжаем верить, что правосудие свершится: виновные будут наказаны, а невиновные оправданы. Но проблема в другом. Многие не до конца осознают, что следственный изолятор, или по-простому тюрьма, — это место, где содержатся люди еще не осужденные а, согласно презумпции невиновности, пока вина не доказана, человек считается невиновным. Но как только человек попадает в тюрьму, о презумпции невиновности забывают все вокруг. Еще будучи не осужденным, ты уже находишься в невыносимых условиях в СИЗО. До вынесения приговора!

Камера в тюрьме — это комната в 15 кв.м. На этой площади круглосуточно находятся 15-20 человек. Здесь же располагаются трехъярусные нары, стол, в метре от него туалет и маленькая раковина. В стене есть небольшое окошко, закрытое тремя слоями решетки, последняя из которых представляет собой практически приваренный металлический лист. По сути, воздуха никакого нет. Воздуховод кишит крысами, которые в любой момент могут вывалиться тебе на голову. И эти 15-20 человек непрерывно говорят, смеются, едят, плачут, ходят в туалет, курят, не соблюдая никакого режима. Принять душ можно от силы раз в месяц. Ни о какой прачечной нет и речи, вещи стираются в раковине и развешиваются в этой же камере между нарами. Люди там живут, как куры на птицефабрике...

То, что выдается в качестве еды, не просто невкусно, это несъедобно. Ту баланду, которую варят в СИЗО, страшно есть, потому что в ней опилки, какие-то жуки, а сверху еще и тараканы падают. Заключенные едят только то, что передают родные. Но чтобы передачу приняли, родственникам нужно прийти в пять утра в тюрьму, написать заявление, приложить к нему полный перечень продуктов, занять очередь и приготовиться провести под зданием тюрьмы несколько часов. При этом на одного заключенного тогда полагалось максимум семь килограммов еды раз в две недели. При этом нужно учитывать, что рядом еще есть 15-20 человек, с которыми нужно поделиться, тем более что не ко всем родственники-то и приезжали. Отсутствие гигиены, нормального питания, постоянный дым от сигарет — все это приводило к тому, что у людей развивались всевозможные болезни, а отсутствие витаминов вызывало самую настоящую цингу. Чтобы хоть немного уменьшить риск заболеть, родственников просили привозить лук, который потом эти 20 человек в камере грызли, как яблоки.

Если у кого-то вдруг начинал болеть зуб, максимум чего можно было добиться, — прихода врача. Доктор приходил и грязными щипцами в грязном коридоре без анестезии, упершись в грудь больного, вырывал зуб. После такой процедуры, потерявшую сознание женщину, бросали назад в камеру: выживет — хорошо, нет — так нет. Лечение любого недомогания сводилось к таблетке активированного угля, если родственникам не удавалось договориться с врачом, чтобы он проколол какие-то антибиотики.

Для поездки на суд или к следователю человека выводили из камеры в шесть часов утра и оставляли в помещении площадью пять квадратных метров — боксе. А вместе с ним там находилось еще двадцать человек. Так они и ждали назначенного времени по шесть-восемь часов. Половина людей тут же падали без сознания от недостатка кислорода, а вторая половина — от глотка свежего воздуха, когда дверь, наконец, открывалась. Люди падали без сознания, на лицах появлялись синяки и ссадины, и в таком виде нелицеприятном виде им предстояло появиться в зале суда.

Никакой робы там нет. Если тебя забрали летом прямо с пляжа, то так — в парео и купальнике — ты и на суд могла прийти, и зимовать, если сокамерницы не выручили бы. Никому не было дела! Еще в женских тюрьмах приходилось раздеваться догола, чтобы охранники-мужчины тебя досмотрели. Если девушкам повезло иметь густые длинные локоны, охранники их брили "под ноль", а волосы продавали.

Несмотря на нечеловеческие условия для жизни, внутри камеры сложились как раз-таки человеческие отношения. Люди делились последним, помогали друг другу. Там ведь в СИЗО точно также закрыты и несовершеннолетние. И женщины постарше, понимая, что те голодают, отдавали им свою последнюю еду. Там можно поверить в человечность людей, в то, что они могут меняться и способны на хорошие поступки. А еще ты там постоянно смеешься! Наверное, это была какая-то защитная реакция. Только и оставалось, что смеяться.

Когда ты попадаешь в тюрьму в 18 лет, то понимаешь такие вещи, осознание которых к людям приходит спустя много-много лет, и то не факт. Ты понимаешь, что друзей у тебя нет, потому что, когда ты попадаешь туда, все они тут же испаряются. Ну кто пойдет стоять в пять утра под стены тюрьмы с передачами? В основном только мамы. Даже мужья бросают своих жен. И там ты понимаешь, что никому, кроме мамы, ты не нужен.

После выходы из тюрьмы ты хочешь только одного — нормально поесть. А потом ты заново учишься быть свободным. Не знаешь, куда деться, разговариваешь на тюремном жаргоне... Но постепенно все приходит в норму. Единственное — ты уже почти ничего не боишься, потому что понимаешь: человек может пережить и вытерпеть все.

Об авторе

Ирина Агапеева, писательница-романистка

В 90-х Ирина была осуждена за нападение на сотрудников управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП): "Я была обычной 18-летней девушкой, мечтала стать журналистом, училась в институте в Симферополе. Однажды вечером мы шли с братом (он на несколько лет меня старше) домой, как вдруг на него напали трое мужчин. Мы были уверены, что это какие-то преступники. У меня с собой был мундштук, а у них есть острый наконечник, чтобы очищать от табака. Когда я увидела, что брат упал без сознания, я достала мундштук и ударила им одного из нападавших. Тут появились рации, оказалось, что это сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП), спецподразделение "Сокол". Как они объяснили, у них в тот момент якобы было спецзадание, и они посчитали нас с братом отвлекающим маневром. Намного позже выяснилось, что это было неправдой". В заключении Ирина провела практически год, после того как ее осудили, ее направили в транзитную тюрьму в Днепре, куда привозят людей со всей страны для дальнейшего распределения по колониям, а затем — в колонию в Днепродзержинск, где также содержатся женщины со всей Украины. Матери Ирины с помощью адвоката удалось вернуть дело на дорасследование, в ходе которого были обнаружены грубейшие ошибки в судопроизводстве. И вместе с братом она попала под амнистию.

Ирина стала соавтором нашего проекта, потому что она хочет развенчать мифы о тюрьмах и людях, которые там содержатся: "Советская система нанесла огромный урон всем нам, и от нее надо избавляться. Если мы хотим жить в цивилизованном обществе и в правовом государстве, то кошмару, о котором я вам рассказала, не может быть места в нашей стране. Я хочу, чтобы люди знали, что происходит в современных тюрьмах в нашей стране, чтобы у них не было оправдательной фразы "а я не знал".

Беседовала Таня Касьян. Иллюстрация Алины Борисовой

Читайте также: О чем молчат интерсекс-люди

Ирина Агапеева, писательница-романистка. В 90-х Ирина была осуждена за нападение на сотрудников управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП) и практически год провела в тюремном заключении, пока не вышла по амнистии. Каким был этот год? Насколько то, что происходит в украинских тюрьмах, отличается от того, что мы привыкли видеть в популярных фильмах и сериалах? И как она адаптировалась к жизни "после"?

Расскажите о том моменте, который разделил вашу жизнь на "до" и "после".

Я была обычной 18-летней девушкой, мечтала стать журналистом, училась в институте в Симферополе. Однажды вечером мы шли с братом (он на несколько лет меня старше) домой, как вдруг на него напали трое мужчин. Подобными нападениями никого было не удивить, потому что это был конец 90-х — расцвет бандитизма в Крыму. Мы были уверены, что это какие-то преступники. У меня с собой был мундштук, а у него есть острый наконечник, чтобы очищать от табака. Когда я увидела, что брат упал без сознания, я достала мундштук и ударила им одного из нападавших. Тут появились рации, оказалось, что это сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП), спецподразделение "Сокол". Как они объяснили, у них в тот момент якобы было спецзадание, и они посчитали нас с братом отвлекающим маневром. Намного позже выяснилось, что это было неправдой.

Наверное, любой бы суд определил мои действия как необходимую оборону. Но нападавшие не захотели признавать свою вину, они наврали, что спокойно подошли к нам и представились, а мы в ответ стали хамить, и они решили задержать моего брата, но я вмешалась в конфликт и раскидала их в разные стороны, ранив одного. Весь зал суда смеялся с этих показаний, но тем не менее виновными признали нас. Моему брату за хулиганство дали четыре года, а мне — пять лет и один месяц за нанесение телесных повреждений сотруднику правоохранительных органов при исполнении служебных обязанностей.

Какой была ваша реакция, когда вы услышали приговор?

Следствие длилось почти год, и все это время я находилась в следственном изоляторе (СИЗО). За этот период уже столько всего было передумано и пережито. Но до конца я не верила, что нас осудят. Ну какой может быть реакция?.. Такой, что у тебя ноги просто подкашиваются! Вот сколько бы мы ни сталкивались с несправедливостью действующей системы (и это касается не только судов), мы все равно продолжаем верить, что правосудие свершится: виновные будут наказаны, а невиновные оправданы.

Суть проблемы была в другом.

Многие не до конца осознают, что следственный изолятор, или по-простому тюрьма, — это место, где содержатся люди еще не осужденные а, согласно презумпции невиновности, пока вина не доказана, человек считается невиновным.

Но как только человек попадает в тюрьму, о презумпции невиновности забывают все вокруг. Еще будучи не осужденной, я уже находилась в невыносимых условиях в СИЗО. До вынесения приговора!

В заключении я провела практически год. После того как меня осудили, я была направлена в транзитную тюрьму в Днепре, куда привозят людей со всей страны для дальнейшего распределения по колониям. То есть у меня была возможность пообщаться с самыми разными женщинами. Затем меня направили в колонию в Днепродзержинск, где также содержатся женщины со всей Украины, поэтому я могу уверенно сказать, что те проблемы, которые я видела в симферопольском СИЗО и в транзитной тюрьме, носят системный характер. Они есть везде.

Первый адвокат меня предал, он выкачал все деньги из моей мамы, ей пришлось продать квартиру, чтобы оплачивать его услуги, а позже выяснилось, что он дружит с прокурором, и они вместе делают все для того, чтобы разбирательство длилось как можно дольше. Никто и не собирался меня защищать на самом деле.

Моей маме удалось найти другого адвоката, дело вернули на дорасследование, были обнаружены грубейшие ошибки в судопроизводстве. Второму адвокату удалось добиться другого приговора, мы с братом попали под амнистию и через год ушли домой. И вот это второе решение суда, пожалуй, для меня было более неожиданным. Я уже не верила в справедливость и даже не надеялась, что мы выйдем на свободу. Хотя есть большая разница между оправдательным приговором и амнистией.

Каким был этот год вырванной жизни?

Очень разным. Он поменял все мое мировоззрение. В 18 лет ты понимаешь такие вещи, осознание которых к людям приходит спустя много-много лет, и то не факт. Ты понимаешь, что друзей у тебя нет, потому что, когда ты попадаешь туда, все они тут же испаряются. Но я никого не виню. Ну кто пойдет стоять в пять утра под стены тюрьмы с передачами? В основном только мамы. Даже мужья бросают своих жен. Ни один муж или партнер не пришел к своей женщине в тюрьму. Ни разу. И там понимаешь, что никому, кроме мамы, ты не нужна.

А там друзья появились?

Да, конечно! Ты ведь постоянно общаешься с людьми, проводишь круглые сутки вместе и не подружиться невозможно. Хотя, естественно, что дружить со всеми не получалось, образовывались какие-то компании, с кем было комфортнее общаться. Но никто не навязывал, с кем дружить. С некоторыми девушками мы дружим до сих пор. И у них хорошо сложились жизни.

Наверняка вы слышали об американском сериале о женское тюрьме "Оранжевый — хит сезона". Насколько то, что происходит в украинских тюрьмах, отличается от того, что мы видим на телеэкране?

Давайте я вам все опишу.

Камера

Камера в тюрьме (напоминаю, что в той тюрьме, где содержатся еще не осужденные люди) — это комната в 15 кв. м. На этой площади круглосуточно находятся 15-20 человек. Здесь же располагаются трехъярусные нары, стол, в метре от него туалет и маленькая раковина. В стене есть небольшое окошко, которое закрыто тремя слоями решетки, последняя из которых представляет собой практически приваренный металлический лист. По сути, воздуха никакого нет. Воздуховод кишит крысами, которые могут вывалиться тебе на голову в любой момент. И эти 15-20 человек непрерывно говорят, смеются, едят, плачут, ходят в туалет, курят, не соблюдая никакого режима. Принять душ можно от силы раз в месяц. Ни о какой прачечной нет и речи, вещи стираются в раковине и развешиваются в этой же камере между нарами.

Люди там живут, как куры на птицефабрике...

Питание

В тюрьме людей специально морят голодом. Когда я слышу, что кто-то объявил в тюрьме голодовку, я знаю, что ее можно и не объявлять. Фактически люди и так там голодают! То, что выдается в качестве еды, не просто невкусно, это несъедобно. Ту баланду, которую варят в СИЗО, страшно есть, потому что в ней опилки, какие-то жуки, а сверху еще и падают тараканы. По сути, заключенные едят только то, что передали родные. Но чтобы приняли передачку, родственникам нужно прийти в пять утра в тюрьму, написать заявление, приложить к нему полный перечень продуктов, занять очередь и приготовиться провести под зданием тюрьмы несколько часов. При этом на одного заключенного тогда полагалось максимум семь килограммов еды раз в две недели. А теперь учтите, что с вами рядом находятся 15-20 человек, и, естественно, вы с ними делитесь, тем более что не ко всем родственники-то и приезжали.

Отсутствие гигиены, нормального питания, постоянный дым от сигарет — все это приводило к тому, что у людей развивались самые разнообразные болезни, а отсутствие витаминов вызвало самую настоящую цингу. Мы просили передать нам лука, который занимал добрую часть передачи. И вот представьте, сидят 20 человек в камере и грызут лук, как яблоки.

У моего брата ситуация была не лучше. У здорового 20-летнего парня через два месяца пребывания в тюрьме отнялись ноги, и он не мог ходить.

Медицина

В тюрьму многие люди уже попадают с проблемами здоровья. В моей камере были женщина с ВИЧ, женщина с туберкулезом, женщина с сифилисом. И их, естественно, никто не лечил. Я считаю, что ту женщину с туберкулезом просто убивали, потому что она сидела в не проветриваемом помещении с мокрыми тряпками и пятнадцатью беспрерывно курящими людьми. Ее убивали изо дня в день! Разве же это не преступление?

Если у кого-то разболелся зуб, максимум чего можно было добиться, — прихода врача. И вот приходил этот доктор и грязными щипцами в грязном коридоре без анестезии вырывал зуб, уперевшись тебе в грудь. После такой процедуры потерявшую сознание женщину кидали назад в камеру: выживет — хорошо, нет — так нет.

У одной сокамерницы началось сильное кровотечение. Я не знаю, что это было, возможно, выкидыш. Мы стучали, звали на помощь. Врач пришел, посмотрел на нее, вернулся с грязной тряпкой и сказал: "На, заткни течь". И ушел.

Если ты расчесал что-то на коже, она тут же покрывалась язвами, и ни о какой медицинской помощи не было и речи, что уж говорить о диагностике. Все лечение сводилось к таблетке активированного угля, если родственникам не удавалось договориться с врачом, чтобы он проколол какие-то антибиотики.

Прогулка

Для прогулки был предусмотрен крошечный дворик в 10 квадратных метров, куда запихивали по 20 человек. Нам приходилось стоять летом под палящим солнцем, а зимой — на морозе. И только 30 минут в день.

Суд

Для поездки на суд или к следователю человека выводили из камеры в шесть часов утра и оставляли в помещении площадью пять квадратных метров, это называется бокс. А вместе с ним еще двадцать человек. И так они и ждали назначенного времени по шесть-восемь часов. Половина людей тут же падали без сознания от недостатка кислорода, а вторая половина — от глотка свежего воздуха, когда дверь наконец открывалась. Ради эксперимента мы пытались зажечь спичку… Она не горела! А брат рассказывал, что мужчин в таких боксах собирали и по 50 человек. И вот представьте, люди падали без сознания, на лицах, естественно, оставались синяки, ссадины, и им в таком виде потом предстояло появиться в зале суда.

В туалет никто не водил, ты мог сидеть десять часов и терпеть. И в таком состоянии на суде тебе уже плевать на приговор. Мой второй адвокат проработала двадцать лет судьей в апелляционном суде по уголовным делам. Когда я ей сказала, что десять часов не была в туалете, она округлила глаза: "Как это?" И она посреди суда встала и попросила отвести подзащитную в туалет. Но все были так удивлены: "А у нас же нет женщин, чтобы ее сопровождать и нет женских туалетов". В итоге надо мной стоял охранник, пока я была в кабинке.

Одежда

Никакой робы у нас не было. Одну девочку забрали летом с пляжа и так — в парео и купальнике — привели к нам. У нее не было больше ничего! И вот она в этом купальнике находилась и в камере, и в боксе. Когда пришла зима, мы ее одевали — кто свитер отдал, кто — кроссовки. И никому не было дела! Если б мы ее не одели, она так и на суд бы пришла — в купальнике.

Охрана

В женских тюрьмах приходилось раздеваться догола, чтобы охранники-мужчины тебя досмотрели. Если девушкам повезло иметь густые длинные локоны, охранники их брили налысо, а волосы продавали. И вот женщина, которую побрили наголо, у которой вырвали зуб в коридоре, у которой на лице остались синяки после обмороков, которая была одета в несвежую и мятую одежду, приезжала на суд. Как на нее могли там смотреть? "Фу, да она же зэчка, там ей самое место!" И никто даже не думал, почему она лысая, почему она беззубая, почему у нее синяки под глазами… "А, видимо, ей в камере набили!"

С вами в камере были те, кто мог и набить?

Попадались разные. С нами была женщина, которая убила свою дочь. Но правда в том, что в большинстве своем это были обычные люди, а не какие-то маньяки и рецидивисты. Да, было разделение на первоходку (те, кто попал в тюрьму в первый раз) и второходку (повторно). Большая часть женщин подозревалась в мелких кражах и было много женщин, страдающих наркозависимостью. И мне абсолютно не понятно, почему людей, употребивших психотропное вещество сажали в тюрьму, а людей, выпивающих водку стаканами, — нет. Я наркозависимых вообще не считаю преступниками. Как по мне, наркозависимость — это болезнь, ее надо лечить. У нас же, вместо того чтобы лечить, их наказывают.

Никаких группировок или разборок у нас не было, люди хотели скорее домой и боялись лишний раз обратить на себя внимание. И большинство получали по три-четыре года лишения свободы за совсем мелкие преступления.

Читайте также: О чем молчат люди, живущие с наркозависимостью

Например?

Одна девушка взяла у соседки лестницу, они с ней повздорили, соседка написала заявление, и девушку посадили на три года. Другая девушка забрала у отца корову, везла ее на продажу и попала в аварию. Отец был даже не в курсе, что это дочь взяла корову, когда писал заявление. Он потом пытался его забрать, но уголовное дело было уже открыто и ему отказали. В камере эта девушка оказалась после того, как месяц провела в больнице. Вот прям со спицами в ноге к нам и попала! И таких историй большинство.

Я не снимаю вину ни с них, ни с себя, за то, что ударила человека наконечником. Но это не повод уничтожать людей.

Если человека закрыли, то его не выпустят с оправдательным приговором. Я недавно читала интервью заместителя министра юстиции, и он говорил о том, что те люди, которых все же выпускают, подают в ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека, — прим. ред.) и выигрывают огромные иски, которое должно выплатить государство. Естественно, что государство в этом не заинтересовано.

При вас в тюрьме кто-то погибал?

Нет, но были очень сильные травмы. В камере мы могли готовить еду только с помощью кипятильника. И одна девушка случайно опрокинула на себя кипящее масло в чашке. Она лежала на полу, ее било током, она вся покрылась волдырями. Зрелище было жуткое! Когда нам удалось дозваться врача, тот пришел и сказал: "А что я сделаю, пусть лежит! И она сама должна о помощи попросить, а она молчит". А девушка-то глухонемой была! Мы не могли к ней прикоснуться, так ей было больно. И так она пролежала два или три дня, а потом мы перенесли ее на кровать. И никто не помог.

Вы пробовали поднимать вопрос о том, в каких условиях содержатся люди в украинских СИЗО?

Я написала об этом книгу "Исповедь о женской тюрьме". Но вы должны понять, каким все было тогда в девяностых, таким все остается и сегодня. Необходимо перестроить всю систему, построить новые тюрьмы, начать финансирование. А кому это надо? Это же не популярная тема для государства. Вы можете себе представить депутата, который будет отстаивать права заключенных? Его же тут же начнут обвинять, что он сам преступник. Никому нет дела до того, что невиновные люди гниют в камерах.

Почему так? Почему людям плевать на людей?

Во-первых, общество не до конца понимает, что в тюрьмах содержатся люди еще не осужденные. И кроме того, мало кто в курсе, что там творится на самом деле, потому что нет достоверной информации.

А та пенитенциарная система, которую мы имеем сейчас, — это наследие Советского союза, когда человек, попавший в лапы системы, сразу признавался виновным, система была направлена на то, чтобы его очернить и заставить общество отвернуться от него. Любой, поддерживающий арестованного (врага народа), сам становился врагом народа. Времена поменялись, а вот репрессивная система осталась.

За тот год, проведенный в тюрьме, хоть что-то хорошее можете вспомнить?

Много хорошего было, на самом деле. Несмотря на нечеловеческие условия для жизни, внутри камеры сложились как раз таки человеческие отношения. Люди делились последним, помогали друг другу. Там ведь в СИЗО точно так же закрыты и несовершеннолетние. И мы понимали, что малолетки тоже голодали, как и мы, поэтому часто отдавали им свою последнюю еду.

А еще мы так много смеялись! Наверное, это была какая-то защитная реакция. Нам только и оставалось, что смеяться. Мне кажется, я там высмеялась на всю оставшуюся жизнь!

Вот меня спрашивают: "А как так получилось, что вы не озлобились?" Да, наоборот, я там поверила в человечность людей, в то, что они могут меняться и способны на хорошие поступки.

Какие мифы о тюрьме не оправдались?

Да почти все! У нас благодаря массовой культуре и каким-то отдельным журналистским статьям сложились прочные стереотипы. Я тоже шла с мыслью, что меня там будут избивать злые зэки, насиловать, мучить. Меня всю трясло от страха. Когда я впервые очутилась в камере, я поскорей забралась на третий этаж нар совершенно непонятным образом, учитывая, что никаких лестниц там нет, и ждала когда начнутся домогательства. Вот эти первые дни были самыми страшными!

А самым большим мифом оказалась надежда на правосудие. Как раз те, кто должен нас защищать, нарушают закон постоянно.

Как вы адаптировались после освобождения?

Долго. Быть свободной нужно было учиться. Я не знала, куда деться. Разговаривала на тюремном жаргоне... Только мы с братом понимали друг друга. Но постепенно все пришло в норму.

Что вы сделали в первую очередь, когда вышли?

Поела! Там же не было нормальной еды, только сухпайки. А так хотелось нормально поесть: картошки, сладостей…

А дальше?

Дальше я поступила в юридическую академию, решила получить образование, чтобы прочно встать на ноги. Я поняла, насколько была юридически неграмотной. В этом кроется большая проблема всего нашего общества: мы не знаем своих прав и обязанностей, не читали элементарных законов, не понимаем сами принципы права. Это недопустимо в цивилизованном обществе! Мне хотелось обрести уверенность в себе и своих силах, потому и выбрала такой путь, но юристом я не работала. У меня родился ребенок, а пока я сидела в декрете, стала писать книги.

К психологу за помощью я не обращалась, хотя понимаю, что надо было бы. Когда я начала работать над книгой о тюрьме, то год пребывала в сильной депрессии. Мне нужно было вспомнить все до мелочей, каждую деталь, воспроизвести эмоции, вновь пережить все издевательства, и казалось, что я снова попала туда.

Чего вы боитесь сейчас?

Уже ничего. Сейчас пришло понимание, что человек может пережить и вытерпеть все. Страх есть только за ребенка, хочется дать дочери как можно больше сил и знаний, обезопасить ее будущее, сделать страну лучше, чтобы она могла не опасаться произвола.

Почему вы не молчите и рассказываете мне свою историю?

Я хочу развенчать мифы о тюрьмах и людях, которые там содержатся. Советская система нанесла огромный урон всем нам, и от нее надо избавляться.

Если мы хотим жить в цивилизованном обществе и в правовом государстве, то кошмару, о котором я вам рассказала, не может быть места в нашей стране.

Какими бы люди ни были, и чтобы они ни совершили, они не должны жить, как скот. (Хотя скот живет лучше, потому что у него как минимум есть доступ к свежему воздуху, а если он заболеет, его будут лечить).

Я хочу, чтобы люди знали, что происходит в современных тюрьмах в нашей стране, чтобы у них не было оправдательной фразы "а я не знал".

Пусть читатели сами сделают вывод, чье преступление страшнее: той девочки, укравшей лестницу, или начальника тюрьмы, который ежедневно допускает преступления против здоровья, чести и достоинства человека?

Беседовала Таня Касьян. Иллюстрации Алины Борисовой

Читайте также: О чем молчат интерсекс-люди

Источник

Читайте также